– Что это было? Землетрясение? – с тревогой в голосе спросила она.

– Вряд ли, – ответил Маркес. – Скорее всего, лавина где-то неподалеку сошла. Вы с доктором Эмброзом занимайтесь своим делом, а я поднимусь и посмотрю.

Снова тряхнуло, на этот раз сильнее.

– Может быть, нам стоит пойти с вами? – опасливо предложила Пэт.

– Крепь в штольне старая, многие бревна подгнили, – с сомнением покачал головой Луис. – От сотрясения породы кровля может рухнуть. Спокойнее будет, если вы подождете здесь.

– Только недолго, ладно? А то у меня, кажется, начинается приступ клаустрофобии.

– Через десять минут вернусь, – заверил Маркес. Когда шаги его стихли за поворотом, Пэт обратилась к Эмброзу:

– Хотелось бы выслушать ваше мнение о черепе. Как вы считаете, это работа древняя или современная?

Антрополог уставился на череп задумчивым взглядом.

– Определить, сделан он вручную или с помощью современных технических средств, без лабораторного анализа я не рискну. Но в одном уверен на все сто: этот зал вырубили не иштеры. Такая трудоемкая и требующая колоссальных временных затрат работа не могла остаться незамеченной даже сто лет назад. Между тем Маркес гарантирует, что в старых записях и картах шахты «Парадиз» нет никаких указаний на вертикальный ствол, пробитый на этом конкретном участке. Отсюда следует, что подземная камера появилась здесь до 1850 года.

– Или намного позже. Эмброз пожал плечами:

– Все работы на шахте прекратились в 1931 году. Конечно, посторонним не составляет труда проникнуть внутрь, но вручную вырубить и вывезти такое количество породы невозможно, а использование мощного горнопроходческого оборудования неизбежно привлекло бы внимание местного населения. Я дорожу своей репутацией и предпочитаю не рисковать ею без крайней необходимости, но сейчас готов авторитетно заявить, что, по моему мнению, этим надписям и черепу больше тысячи лет. И не удивлюсь, если намного больше.

– Может, древние индейцы постарались? – неуверенно предположила Пэт.

– Исключено, – покачал головой Эмброз. – Коренные жители Америки возвели в прошлом немало сооружений из камня; некоторые из них до сих пор поражают воображение своими масштабами и циклопическими размерами, однако такой поистине ювелирной точности, как здесь, больше нигде не зафиксировано. Полагаю, сотворить нечто подобное им было просто не по плечу. И не забывайте о надписях! Насколько мне известно, индейцы обходились без письменности.

– Да, пожалуй, здесь мы столкнулись со следами цивилизации несравненно более высокого творческого и интеллектуального уровня, – со вздохом согласилась Пэт, машинально проводя кончиками пальцев по высеченным на граните символам.

В ожидании возвращения Маркеса она занялась перерисовыванием настенных знаков в блокнот. Доктор Эмброз стоял рядом, молча наблюдая за ее уверенной работой. Закончив копирование, Пэт сосчитала отличающиеся друг от друга символы. Их оказалось всего сорок два, что подтверждало ее первоначальную гипотезу об алфавитной структуре надписей. Потом измерила глубину резьбы и расстояние между строками и знаками. Но чем дольше вглядывалась она в компактные группы символов, определенно представляющие собой слова и предложения, тем сильнее возрастали ее раздражение и неуверенность. В форме, расположении и структуре надписей угадывалась ускользающая от нее логика, но разрешить загадку мог наверное, только точный перевод. Пэт уже почти закончила фотосъемку испещренных письменами стен и стилизованной карты звездного неба на потолке, когда в отверстии в полу показалась голова Маркеса.

– Похоже, мы тут на какое-то время застряли, – объявил он, забираясь внутрь. – Вход в шахту завален лавиной.

– О господи! – тихо ахнула Пэт.

– Причин для паники нет, уверяю вас, – широко улыбнулся Луис, хотя обоим ученым показалось, что улыбка у него несколько вымученная, а голос звучит неестественно бодро. – Моя жена знает, что делать в таких случаях. Она сразу поймет, что с нами стряслось, и вызовет помощь. Из города приедут спасатели и откопают нас.

– И долго нам придется здесь торчать? – ворчливо поинтересовался Эмброз.

– Трудно сказать. Зависит от того, сколько снегу навалило на дверь. Может быть, несколько часов. Может быть, целый день. Но работать они будут без перерыва, пока полностью не разберут завал. В этом можете не сомневаться.

Пэт с облегчением вздохнула.

– Ладно, подождем, раз такое дело. Слава богу, освещение работает. Думаю, мы с доктором Эмброзом успеем за время вынужденного заключения зарисовать хотя бы часть текста.

Не успела она закончить фразу, как пол и стены камеры сотряслись от мощного толчка, сопровождаемого накатывающимся откуда-то с самых глубинных уровней и постоянно нарастающим громовым рокотом. Затем до их ушей донесся противный хруст сминаемых бревен и тяжкий гул камнепада, эхом прокатившийся по штольне. Тугая волна уплотнившегося воздуха вихрем вонзилась в расщелину и с ревом ворвалась в проем, расшвыряв и сбив с ног всех, кто находился внутри.

Свет мигнул и погас.

3

Потревоженные недра горы еще долгое время отзывались недовольным ворчанием, но вот наконец затих последний отзвук катаклизма, сменившись оглушительной тишиной. Невидимая в кромешном мраке пыль заклубилась в туннеле, просочилась в расщелину и, будто подхваченная чьем-то невидимой рукой, оккупировала камеру. Заскрипела на зубах мельчайшая минеральная взвесь; кто-то удушливо закашлялся. Эмброз первым сумел выдавить нечто членораздельное и осмысленное:

– Кто мне скажет, что тут такое стряслось?

– Обвал, – сипло отозвался Маркес. – Наверное, кровля в штольне обрушилась.

– Пэт! – позвал Эмброз, шаря руками в темноте. – Вы не ранены?

– Нет, – прохрипела она в промежутке между приступами кашля. – Слегка ударилась спиной и пыли наглоталась, а так все в порядке.

Антрополог нащупал ее руку и помог встать.

– Возьмите мой платок и закройте рот и нос. Пэт последовала совету и некоторое время просто дышала, наслаждаясь очищенным от пыли воздухом.

– Мне показалось, будто земля под ногами вздыбилась, – пожаловалась она, когда пыль немного осела.

– А с чего это вдруг такой обвал неожиданный? – обратился Эмброз к невидимому в темноте Маркесу.

– Точно не скажу, но сдается мне, кто-то здесь взрывчаткой побаловался.

– Разве кровля не могла обвалиться из-за вызванного лавиной сотрясения?

– Богом клянусь, это был динамит! Мне ли не знать, когда я сам уж лет сорок им пользуюсь. Динамитную шашку я за десять миль по звуку определяю. Только я всегда применяю маломощные заряды с кумулятивным эффектом – как раз для того, чтобы взрывной волной ничего ненароком не обрушило. А сейчас шарахнуло так, что аж вся гора завибрировала. Прямо под нами, между прочим! И не одну палочку взорвали, а килограммов десять.

– Я думал, шахта давно заброшена, – удивился Эмброз. – Откуда здесь взрывники?

– Она и заброшена. Много лет здесь бывали только мы с женой.

– Но как же тогда...

– Не как, а зачем, – поправил антрополога Маркес. – Ох, прошу прощения, доктор, – извинился он, в поисках слетевшей с головы каски случайно зацепив его за ногу.

– Вы хотите сказать, что кто-то намеренно взорвал динамит на нижнем уровне, чтобы вызвать обвал?! – воскликнула пораженная Пэт.

– И я не я буду, если не выясню, кто и зачем, если мы отсюда выберемся, – угрюмо проворчал Луис; он нашарил наконец свою каску, нахлобучил ее на голову и включил фонарь. – Вот так-то лучше.

Слабенькая лампочка не столько давала свет, сколько обозначала его присутствие. Оседающая пыль походила на предутренний туман, зловеще клубящийся над кромкой воды. Казалось, все трое преждевременно поседели, а их лица и одежда приобрели грязновато-серый оттенок окружающего гранита.

– Что-то не нравится мне интонация, с которой вы произнесли слово «если», мистер Маркес, – заметила Патриция.

– Тут все зависит от расклада, леди. Смотря с какой стороны от расщелины осела штольня. Если дальше по ходу – ничего страшного. А вот если кровля обрушилась между нами и входом, у нас крупные проблемы. Схожу-ка я гляну, чтоб не гадать понапрасну.